"КАВКАЗСКИЙ ВЕСТНИК" № 1 ЗА 1900 ГОД
Боевое прошлое Северного Кавказа.
«Сгорел аул и слух о нем исчез,
Его сыны рассыпаны в чужбине...»
Лермонтов.
Треть столетия прошла с тех пор, как на северном склоне Кавказского хребта затихла многолетняя кровавая распря между славянской расой и горцами. 1864 год — год официального умиротворения Кавказа, и с тех пор, если не считать незначительных местных вспышек, только в 1877—78 годах горцы подняли восстание и довольно сильно всколыхнули Дагестан. Уже тридцать пять лет бывший «погибельный Кавказ» состоит в бесспорном нашем владении, и мы спокойно пожинаем плоды трудов кавказских ветеранов, поливших своей кровью кубанские и терские долины и вершины. В прежнее время сведения о кавказской войне разносились по всей Руси славными участниками беспрерывных походов, но с тех пор, как замолкли перепалки, исчез интерес, да и рассказчики стали исчезать... Боевое прошлое быльем заросло, и громадное большинство молодежи имеет более точное представление о завоевании Мексики испанцами, чем об истории присоединения к России обширного Кавказского края. Не мешает иногда оглянуться назад и посмотреть в далекое прошлое.
Туземное население Северного Кавказа .
Ко времени появления русских на Кавказе северный склон хребта и предгорные равнины заселены были различными народами.
Раскинувшиеся на сравнительно громадной и, при том, во многих местах крайне пересеченной местности, раздираемые внутренними усобицами и постоянными нападениями внешних врагов, они не успели собраться не только в одно общее, но даже не могли образовать отдельных, сколько-нибудь самостоятельных, государств.
Южная полоса западного Предкавказья была почти вся занята племенем адиге, или черкесами, как мы их привыкли называть (по летописям — косоги). Адиге не составляли сколько-нибудь сплоченного народа, объединенного общими национальными интересами. Они распались на несколько разобщенных групп; наибольшей известностью пользовались: кабардинцы, абадзехи, бжедухи, шапсуги и натухайцы. Прочно установленной границы племени, конечно, не существовало. По прибрежью Черного моря адиге отделялись от Абхазии немногочисленными, но воинственными убыхами. На севере черкесские земли сливались с кочевьями ногайцев, а на юге они захватывали бывшую территорию осетин, оттеснив их совсем в неприступные ущелья верхнего течения Терека. По северо-восточным отрогам главного хребта гнездилось разнообразнейшее население горцев. Здесь сидели чеченцы с родственными им ингушами; затем шло какое-то столпотворение языков: население, известное нам под общим именем лезгин; тут теснились; аварцы, андийцы, каратинцы, ахваки, багулал, идери, чамалал, хуани, дидойцы, капучинцы, гунзал, ботлихцы, лаки, арчинцы, даргинцы, кайтахцы, кубачинцы, табасаранцы, агулы, кюринцы, мюходиры, цахурцы и горские евреи.
На плоскости и по дагестанскому побережью поселились кумыки, отрасль тюркского племени, а севернее бродили ногайцы. Лишь в XVII столетии появляются довольно многочисленные орды калмыков. Они прикочевали на Северный Кавказ из Средней Азии и привели с собой не мало пленных туркмен, известных здесь более под названием турухмен.
Из всех указанных народностей кабардинцы были одни из первых, с которыми пришлось вступать русским в сношения.
Кабарда не все время сидела на Кубани . Одно время, еще до появления на Кавказе русских, она перекочевала на Дон, а потом передвинулась в Крым. Здесь Кабарда не долго продержалась и, наконец, возвратилась, под начальством князя Инала, опять на родную Кубань.
Кабарда делилась на Большую и Малую. В состав первой входили княжеские фамилии: Атожукина, Мисостова, Бек-Мурзина и Кайтукина; а второй — Таусултанов и Мударова. Общего постоянного главы в Кабарде не было. Хотя, временами, старший по летам князь принимал звание валия, но это было очень далеко от власти действительного правителя народа.
Деление сословий на князей (пши), узденей и крепостных было строго установлено.
Собственно в Большой и Малой Кабарде существовали два сословия : ворк (благородный) и пшитль (неблагородный). К первому, благородному, сословию относятся пши, вид его: тума, тлакотлеш, дижипуго, беслен-ворк и ворк таотлахуса; ко второму: пшекеу азет, логанапут, ог и унаут.
В горских обществах высшее сословие называлось таубий, а низшие — каракиши, чагар и казах.
В последнее время независимого существования Кабарды главными факторами действовавшей в ней власти были: валий и мехкеме. Должность валия принадлежала старшему по летам кабардинскому князю, который, с помощью наиболее именитого тлакотлеша, по своей должности называемого кодоэ, управлял внутренними и внешними делами своей родины. Мехкеме же, составленное из духовенства и почетных ворков, с участием валия и кодза, чинило суд и расправу, а также, согласием своим, узаконило постановления валия касательно введения новых и отмены старых обычаев.
Князья пользовались большим почетом и были окружены целой свитой лихих наездников. В Кабарде неприязненно смотрели на смешанные браки. Рожденный от князя и женщины не княжеского рода не считался князем. При этом наблюдалось несколько странное явление: ребенок крепостного, но от свободной женщины — признавался свободным. Каждый подвластный, в случае необходимости, должен был за князя жертвовать жизнью. За малейшее преступление против князя грозило тяжелое наказание. При встрече с князем подвластные обязаны были оказывать особые знаки почтения.
Крепостные из сил выбивались за работой для прокормления своих господ, занимавшихся войной или, попросту, грабежом.
Сословие пши, с давнего времени, во всех сношениях нашего правительства с кабардинским племенем именуется князьями (горскими).
Сословие это, по действительно благородному своему происхождению, стоит во главе кабардинского народа, и в древности воля князя составляла в Кабарде закон. С умножением же числа князей и с постепенным распространением магометанского исповедания, власть князей начала разделяться: первоначально в управлении Кабардою принял участие народ, посредством выборных из среды своей представителей, а затем и духовенство.
Положение кабардинского князя до того было высоко поставлено, что всякое малейшее оскорбление его личности, напр. воровство лошади из его табуна, неминуемо влекло за собою тяжелое возмездие. В виду такого порядка вещей и вследствие чрезвычайно развитого в Кабарде конокрадства, между кабардинцами существовало обыкновение отдавать своих лошадей в княжеские табуны, для того именно, чтобы, прикрывшись именем князя, сохранить их в целости.
Воспитание княжеских детей с семи и до шестнадцатилетнего возраста никогда не происходило в доме родителей. Обыкновенно княжеских детей отдавали в дом какого-либо ворка, и как подобное аталычество составляет особенную для аталыка честь, то нередко добивались ее тлакотлеши и дижипуго; сами же князья на воспитание к себе посторонних детей не брали, исключая весьма редких случаев.
Тираническая власть и высокое значение кабардинских князей далеко не ограничивались пределами их родины. Влияние их, хотя и в неравной степени, распространялось на все окружающие Кабарду племена. Таким образом, племена более отдаленные, напр. ингуши, карабулаки, кистинцы, тагаурцы и дигорцы, были данниками кабардинских князей, а ближайшие, как-то: карачаевцы, чегемцы, хуламцы и безенневцы (балкарцы, благодаря своей численности и трудному доступу к их жилищам, сумели сохранить свою относительную независимость), находились у них, почти что, в состоянии рабства. Степень зависимости последних четырех племен от кабардинских князей иллюстрируется следующим обычаем: если княжеским холопом положен был камень у дверей сакли горца, или на его пахотном или покосном месте, то этого действия вполне достаточно было для воспрещения владельцам сакли входа в нее и выхода из нее, а владельцам пахоты и покоса пользования ими. Что касается имущества карачаевцев, чегемцев, хуламцев и бесленевцев, то кабардинские князья распоряжались им по своему усмотрению, т. е., без малейшего со стороны горцев прекословия, брали себе все, что было в нем лучшего.
Несвободное сословие в Кабарде подразделялось на следующие классы: ог, логанапуты, унауты (в Большой и Малой Кабарде), каракиши, ясакчи, чагары, казахи и караваши (в горских обществах — в Хуламе, Безенте, Чегеме, Балкарии и Урусби). Денежных повинностей ни один из этих классов не знал; все они отбывали одни натуральные повинности, заключавшиеся в известного рода услугах и работах, установленных обычаем для каждого класса особо.
Унауты , не имевшие никаких прав, незаконнорожденные, безотлучно жили при доме владельца и исполняли на дворе и в комнатах все работы по приказанию своих господь. Унаутки, по обычаю, не имели права вступать в брак, но им дозволялось, с согласия владельца, иметь временного мужа из унаутов, логанапутов и даже людей свободного состояния, причем все дети, рожденные от такой связи, как мальчики, так и девочки, делались унаутами. Нередко господин и сам делал честь своей унаутке и приживал с нею детей, которые также поступали в унауты. Унаутка не имела права отказаться от этой чести; насилие, в случае отказа, не осуждалось обычаем.
Мужчина же унаут, по достижении совершеннолетия, мог требовать от владельца жену из логанапуток. Как мужчины, так и женщины не имели никакой собственности, и все продовольствие, т. е. пищу и одежду, получали от господ, продавались вместе и порознь и куда угодно, по желанно господина.
Каждую рабу, уличенную в разврате или других пороках, владелец имел право обратить в унаутку, и родные ее не смели этому противиться.
Строго придерживаясь древнего правила, по которому каждый благородный адиге должен стыдиться забывать обиды и оскорбления и мстить за них не только обидчику, но и всему его роду, — кабардинцы беспощадно истребляли друг друга, причем не были особенно разборчивы и в причинах, служивших поводом к ссорам. Самого незатейливого и невинного спора было совершенно достаточно для того, чтобы освирепевшие старцы и молодежь взялись за кинжалы и пистолеты — всегдашние спутники каждого горца. Возникали целые свалки, в которые, с кольями в руках, вступали и холопы за честь и достоинство своих господ.
До сих пор кабардинцы сохранили в памяти предание об одной чудовищной свалке из-за самой пустой причины. Ш. Ногмов передает ее следующими словами: «Один бедняк выпросил у соседа своего на короткое время для сеяния муки сито и, забыв возвратить его хозяину, затерял его. Хозяин сита был в претензии, поссорился, и следствием происшедшей по этому случаю драки было умерщвление до 500 душ обоего пола. Все они погребены в одном месте, и могилу их называют кузанака, т. е. ситовая могила; она находится между р. р. Баксаном и Гундаленом».
Самою величайшею обидою считался, да, пожалуй, и теперь еще считается, удар плетью. Не считаются обидами побои плетью и палкою только во время игр, бывающих при народных празднествах.
Самым предосудительным преступлением, по понятиям кабардинцев, считался поджог. Обвиненный, кроме обязанности уплатить потерпевшему от пожара двойную стоимость сгоревшего, лишался в обществе всякого значения, права голоса на общественных сходах и внушал к себе полное презрение. Уличенным в поджоге оставалось одно: бежать из общества и тем избавиться от вечного позора.
С молоком матери впитывалось, сознание об удальстве и молодечестве хищнических набегов и захватов . В народных песнях главным образом воспеваются удальство и неизбежные пособники его: «темные ночи» и «надежные кони». Существовала своеобразная колыбельная песнь, которую и до сих пор заботливые воспитатели (бофхако) напевают своим крошечным питомцам-мальчикам (кана). Вот слова этой поучительной песенки: «Лелай, лелай, лелай, мой свет, вырастешь велик, будешь молодцом; отбивай коней и всякую добычу, да не забывай меня старика» и. т. д.
Снисходительный взгляд на грабеж и воровство доказывает существовавший некогда в Кабарде обычай, который предоставлял бедным переселенцам из чужих стран, для поправления своего имущественного состояния, красть в течение семи лет; только по истечении этого срока воспрещалось обогащать себя этим же путем.
Впоследствии, наряду с самыми строгими наказаниями, как, наприм., лишением руки за воровство в своей общине, воровство у неприязненных соседей считалось геройским поступком и создавало хвалебные песни отважным молодцам. Чтобы быть таким героем, достаточно было даже в мирное время коварно и потихоньку угнать табун у враждебных соседей.
(Продолжение будет)
"КАВКАЗСКИЙ ВЕСТНИК" № 2 ЗА 1900 ГОД
Боевое прошлое Северного Кавказа.
(Продолжение).
С XV века здесь начинается ожесточенная борьба с кабардинцами.
Осетины, когда то раскидывавшие свои границы далеко на север, принуждены были спрятаться в горах. Северная часть их признала даже себя подданными кабардинцев.
Увеличивавшееся население не находило себе места.
Осетин, продолжает г. Пфаф далее, человек совершенно различного от кабардинца склада. Хотя ему, в продолжение всей его истории, чрезвычайно редко удавалось наслаждаться спокойствием, он, однако ж, в глубине своей души, любить спокойствие, тишину, удобства; свирепым бойцом он может сделаться и делался только по принуждению. Напротив, кабардинец — нрава воинственного, беспокойного. Истый осетин — демократ, кабардинец — аристократ.
Между Осетиею и Кумыкской плоскостью на горных уступах поселилось многочисленное племя Нахчой т. е. питающиеся сыром. У нас жители этой местности носят название чеченцев, по имени когда-то передового большого аула Чечень.
Собственно, с гор чеченцы стали спускаться лишь тогда, когда могуществу Золотой Орды пробил последний час. Долгое время на низменности поселков было очень мало, и земля эта номинально считалась принадлежащей Шамхалу. Существует предание у чеченцев, что в недавнее сравнительно время чеченских дремучих лесов не было и в помине, но прилетели будто бы какие-то сказочные белые птицы, унавозили бедную почву, и она покрылась теми лесами, которые послужили впоследствии одним из главных, препятствий для овладения страной.
Чечня никогда не составляла государства, она дробилась на отдельные роды, которых насчитывалось 59; а с присоединением впоследствии выходцев: грузин, персов, а главным образом дагестанских горцев число отдельных фамилий возросло до ста.
Чечня делится на Большую (восточную) и Малую (западную), но эти названия имеют значение скорее чисто географических терминов; часть чеченцев поселилась во владении аварского хана — Ичкерии (на востоке от Большой Чечни). Сюда привлекало их плодородие почвы и возможность успокоиться под рукой сильного владельца. Хану они вначале платили ясак, но усилившись перестали признавать над собою аварскую власть и окончательно завладели Ичкерией.
Чеченцы не имели князей и были все равны между собой, называя себя узденями. Они гордились тем, что «поступкам их нет ответа, преступлениям — возмездия» . В тяжелую годину, однако, чеченцы сознавали необходимость действовать сообща и для руководства призывали к себе князей. В Большой Чечне появляются кумыкские князья, в Малой — кабардинские, а в Ичкерии — гумбетовские (ветвь аварского ханского дома). Но княжеская власть обыкновенно недолго держалась и свободолюбивые чеченцы скоро выходили из покорности.
Собственно холопского сословия у чеченцев не было, холопы явились у них впоследствии и притом на других условиях, чем у их соседей. Они тайно похищали или же силою увлекали слабых людей соседних племен и своих соотечественников и продавали их за деньги или меняли на холопов же. Несчастные жертвы бесправия назывались яссыр, т. е. невольники. Были еще и другие причины, породившие рабов. Частые неурожаи тогдашних времен заставляли некоторых, во избежание голодной смерти целого семейства, продавать или менять на хлеб одного семейного сочлена, дабы этой мерой спасти остальных от смерти. Часто случалось, что проданный таким образом человек не был выкупаем и оставался навсегда рабом; тоже самое делалось в случае несостоятельности должника. Впоследствии, во время войн, захваченные в плен люди делались рабами. Рабство чеченских холопов было на других условиях, чем у соседних горских племен. У этих холопы или рабы составляли низший класс народа; чеченцы же, всегда стремившиеся к равенству, не отказывали в нем и холопам. Тогда как у других горцев холопы составляли особую категорию людей, у чеченцев они составляли младших членов семейства. Рабовладельцы прочих племен селили своих холопов жильями вокруг себя, и холопы, пропитывая свои семейства, несли еще рабочую повинность; у чеченцев же они жили в домах своих господ и пользовались их пищею. Почти всегда владелец и холоп работали вместе. В отношении к посторонним людям, у чеченцев холопы были почти равны с народом, одно только название лай (раб) отличало его от других жителей; тогда как уздени прочих племен, стыдясь заниматься черными работами, возлагали их на рабов, всячески старались об их приобретении и класс этот был у них многочисленный.
Отсутствие государственной власти и здесь, в Чечне, отражалось на судебных делах . Расправляться приходилось самому, и кровная месть свила себе гнездо и в Чечне, хотя она не достигла таких ужасающих размеров, как в Кабарде или, особенно, в Дагестане.
В случае убийства целая фамилия или тайна бежала на иное местожительство. Кровь (ци) переходила из рода в род, пока потомство убитого не упивалось кровью потомка убившего.
Обыкновенно старались убить лишь самого убийцу или его брата и отца. Случалось, что убивший, уплатив деньги, снимал с себя кровь; но более похвальным считалось, если убийца был прощаем без возмездия.
В таком случае он делался названным сыном матери убитого. Для этого убийца отпускал на голове волосы, не стриг ногтей и, обнимая новую мать, прикладывался к ее груди, как младенец. Тогда сын или родственники брили его голову, обрезывали ногти и он делался членом семейства. Бывали случаи, что названный сын навсегда оставался в новом семействе.
Судебные дела решались «по адату» — по обычаю. Знанием адата аул Мааст славился у чеченцев пред всеми аулами их обществ, а потому тяжбы, которые не могли быть разобраны в каком-либо другом месте, поступали в Мааст. Есть следующий рассказ.
Шел пеший человек с посохом в руке по крутому и обрывистому берегу реки. Пастух ближнего аула пас стадо и сидел, задумавшись, спустив в пропасть ноги. Случилось так, что пешеход, не замеченный пастухом, поравнявшись с ним, уронил свой посох; от внезапного шума пастух вздрогнул и свалился в кручу, отчего и умер. Родственники пастуха объявили пешехода кровным врагом, этот же, не чувствуя за собой вины, завел с ними тяжбу, решенную в Маасте. Решение было такое: всю кровь убитого оценили в сорок коров и разделили ее на три части: 1/3 наложили на пешехода за неосторожность с посохом, 1/3 — на сам посох, произведший шум, и 1/8 — на робкую душу пастуха. Заплатив третью часть цены, и отдав родственникам убитого посох, пешеход снял с себя кровь.
Вмести с расселением в иные места чеченцы прежде всего старались о введении у себя правильного судебного разбирательства. Заняв Ичкерию, они сильно страдали от внутренних раздоров и несогласий.
Для восстановления спокойствия ичкеринцы собрались на курган около аула Цонтари и выбрали из своей среды сто умнейших людей для составления условий о водворении спокойствия в стране. Сто избранных дали обет не сходить с этого места, не успокоив страну; они в продолжение десяти месяцев составили правила адата, существовавшие до последнего времени в Ичкерии. В память такого благодетельного события, курган этот и теперь уважается народом и называется Кетиш-корта, т. е. сборная высота. О том же старались и плоскостные чеченцы; они собирались в Ханкальском ущелье, на кургане, называемом Хан-Галай-Барз, т. е. сторожевой курган. Качкалыковцы имели тоже у себя подобное место, к ним ездили на разбирательство даже кумыки; место это они называли Этигачалах, т. е. семь качкалыков или семь аулов, составлявших Качкалык.
Западная часть чеченского племени под влиянием пограничных, народностей несколько обособилась от своих соотчичей и образовала отдельный маленький народец ингушей.
Когда именно началось переселение ингуш с гор на плоскость, определить достоверно невозможно, но, судя потому, что ингуши под этим именем уже были известны русским в первой половине прошлого столетия, нужно предположить, что переселение это совершилось еще задолго до нашего знакомства с ними. Во второй половине того же столетия ингуши уже несомненно обитали на плоскости, так как в 1784 году при ингушской деревне Зауре была основана крепость Владикавказ.
Ингуши или как они себя называют , галга есть потомство выселившихся с гор джераховцев, кистинцев, галгаевцев и других жителей соседних с ними горских обществ. Многие из ингушских фамилий имели свои башни в горах и весьма близкие родственные связи с горцами.
Как, племя немногочисленное и условиями жизни в горах приученное к тяжелому труду, путем которого только и представлялась возможность к существованию, а следовательно и не воинственное, — ингуши при выселении на плоскость весьма естественно должны были подпасть под власть наиболее сильных племен, хозяйничавших, в той местности, куда они выселялись.
Такими образом, за право пользования удобствами плоскостной жизни, ингуши обязаны были платить дань, то кабардинцам, то кумыкам и даже Шамхалу тарковскому. Слабость и невозможность силою отражать притязания охотников до наживы ставили ингуш нередко в необходимость платить дань многим хозяевам за рать. Это положение подтверждается просьбою ингуш в 1769 году о принятии их в подданство России и таким образом об избавлении их из под зависимости кумыкам и кабардинцам.
(Окончание будет).
В. С. К.
"КАВКАЗСКИЙ ВЕСТНИК" № 3 ЗА 1900 ГОД
Боевое прошлое Северного Кавказа .
(Окончание).
В горном Дагестане теснились разнообразные народности. Пересеченная местность, не имеющая в этом отношении себе равной , разобщала настолько отдельные общества, что даже родственные языки вырождались в особые наречия. Масса населения и в Дагестане считала себя узденями — свободными. Пленники, как и в других местах Кавказа, обращались в рабство.
В Дагестане наиболее сильными народностями являлись аварцы, лаки и кумыки. Прошлое Аварии теряется в седой старине; некоторые утверждают, что это потомки древних аваров и гуннов, наводивших ужас на Европу. Большая часть аварцев группировалась около наследственной фамилии правителей — нуцалов, укрепившихся в Хунзахе, и образовала ханство. Аварские нуцалы (ханы) были весьма популярны на Кавказе и поддержкой их старались заручиться другие горцы.
Лаки (лезгины) наводили страх на Закавказье. Когда зеленое знамя пророка подвинулось на север от Дербента, то арабским завоевателям пришлось не мало употребить усилий к покорению хотя разрозненных, но чрезвычайно свободолюбивых горцев. Главный лакский аул Кумух, наоборот, принял сторону арабов и помогал им распространять в крае магометанство. Жители получили наименование непобедимых воинов за веру, гази или кази; таким образом, образовалось название кази-кумухцев.
Новым своим поборникам арабы оставили правителя с титулом шамхала и валия (наместника) Дагестана. Впоследствии шамхалы перенесли свою резиденцию из Кумуха в Тарки и потеряли значение среди лезгин. Им остались покорны лишь жители прилегавшей к Таркам плоскости. С течением времени одни из боковых отраслей шамхала были призваны в Кумух правителями под именем сначала хахвлавчи, а потом ханов.
Несколько аварских и кумыкских (шамхальских) аулов отложились от своих владельцев и соединились под главенством некоего Мехти, от имени которого и получило название маленькое мехтулинское ханство. Здесь резиденциею владельца был аул Дженгутай.
Арабы оставили после себя еще следующих правителей: уцмия кайтагского и маасума табасаранского.
Земли первого врезывались между владениями шамхала и дербентского хана. Свободолюбивые горные даргинцы не особенно чествовали уцмия и потому он с гор верхнего Кайтага спустился в Маджлис поближе к Кара (нижнему) Кайтагу.
Скверная часть Табасарани, так называемая «вольная», не признавала власти маасума и управлялась кадием, который выбирался из потомков первого кадия.
Все перечисленные владельцы далеко не захватывали под своею властью всего народонаселения Дагестана. Некоторые из вольных аулов составляли отдельные союзы. Наиболее замечательные из них – Даргинский, Акуша, Даргуа, Анкратль и Андалял.
В то время, как адиге и чеченцы пользовались вполне достаточными земельными угодьями, большинство дагестанцев бедствовало на бесплодных горах. Лишь стадо неприхотливых овец, да нечеловеческий труд обездоленных дагестанских женщин давали горцам возможность не умирать с голоду. При таких условиях невольно зарождалось желание обогатиться на счет более счастливых соседей.
Действительно, аварские и кази-кумухские ханы, время от времени, собирали толпы суровых воинственных и голодных горцев, срывались с вершин и опустошительным потоком проносились в долины Алазани, Куры и даже Аракса...
«Они повсюду страх приносят;
Украсть, отнять — им все равно;
Чихирь и мед кинжалом просят
И пулей платят за пшено.
Из табуна ли, из станины
Любого уведут коня;
Они боятся только дня
И их владеньям нет границы».
(Лермонтов, «Измаил-бей»).
У черкесов и чеченцев поселения строились на живую нитку. Перекочевать всей Кабарде за Кубань или переселиться чеченскому аулу было делом совсем обыденным. Аулы горных дагестанцев отличались сравнительно монументальностью. Они лепились обыкновенно в трудно доступных местностях, поднимаясь по горе амфитеатром. Постройки каменные. Улицы чрезвычайно узки; кроме того, некоторые сакли, с целью преграждения пути ворвавшемуся неприятелю, помещены поперек улиц. Зачастую селения обнесены стеной и башнями.
Обыкновенно каждый аул представлял собою замечательную крепость, взять которую можно было путем отчаянного кровопролития.
«По военным способностям, пишет К. С. Соловьев , дагестанские горцы далеко превосходят соседей своих чеченцев.
При атаках они не столь быстры и дерзки, как чеченцы, но за то превосходят их стойкостью и, в крайних случаях, решимостью; при защите селений они оспаривают каждую саклю до последней крайности».
Христианство, пустившее глубокие корни в Армению и Иверию, проникало и на Северный Кавказ. В особенности дело распространения учения Христа подвинулось на Западном Кавказе в царствование императора Юстиниана. Горцы не препятствовали греческим священникам строить церкви и часовни, водружать на возвышенных местах кресты. Они даже с благоговением относились к этим сооружениям и некоторым святым; но в душе оставались все же язычниками. Книги священного писания никогда не были переведены на туземные языки ; богослужение производилось по-гречески.
Христианство находилось в строгой зависимости от Византии, с падением которой угас источник евангельского света для Кавказа. Угас тогда, когда туземцы не успели еще освободиться из переходного состояния от язычества к христианству; первое имело более глубокие корни, чем последнее.
Кровавая месть, многоженство — все это уживалось рядом с христианством. Детей крестили очень поздно, лет восьми. В некоторых местностях мнимые христиане ранее шестидесяти лет не входили в церковь, опасаясь осквернить ее своим присутствием, так как все живут грабежом...
На Северном Кавказе не было национальной церкви, не было и правительства, которое оберегло бы народ от увлечений в переходный период их верований. Фанатичные арабы, ворвавшись в Дагестан, успели завоевать разрозненные горные общества и силою оружия заставили обратиться в магометанство.
Учение пророка, постепенно двигаясь, захватило и Чечню.
В стране черкесов христианство, хотя номинально, еще долго держалось, и лишь усиленная пропаганда турок и крымских татар заставила их признать себя магометанами. Диким, кровожадным фантазерам Предкавказья и Дагестана магометанство пришлось по плечу, тем более, что не мусульмане, христиане, сливались с действительными врагами горцев, пришедшими стеснить их вольности, отбирать их земли.
Магометанство пустило глубокие корни в Дагестане и повлияло на общий строй этой области. Прежде жизнь горцев регулировалась лишь обычаями, «адатами», магометанское духовенство старалось вытеснить их и заменить «шариатом». Пользуясь интересными данными, собранными А. В. Комаровым , я, сравнительно более остановлюсь над описанием дагестанских адатов, как вылившихся в более стройную систему.
С принятием магометанства явились о многом новые понятия и новые отношения в союзе семейном, для которых старые адаты оказались уже несостоятельными; судопроизводство по необходимости распалось на суд по шариату и на суд по адату.
По шариату стали решать все дела, касающиеся религии, семейных отношений, наследства, за исключением дел по наследству между потомками владетельных фамилий, решаемых по особым адатам.
Дела же уголовные, но нарушению права собственности, общественных постановлений и т. п., продолжали решаться по прежним адатам, к которым прибавились и адаты, определяющие наказания за некоторые преступления и поступки против правил религии.
В тех частях края, где аравитяне поставили правителей, сохранение адата было выгодно для самих правителей, которые, не имея вначале достаточной силы и средств к уничтожению суда по адату, впоследствии сами нашли в нем поддержку и упрочение своей власти.
Изучение корана и вообще мусульманского законоведения, довольно запутанного, представляло, даже для людей, исключительно посвятивших себя этому, непреодолимые затруднения, тогда как применение адата не требовало особых познаний, и всякое дело, на которое нет прямого решения в шариате, легко кончается по адату большинством голосов.
До какой степени суд по адату соответствует духу и потребностям народа, лучшим доказательством может служить неудавшееся стремление Шейх-Мансура, Кази-Магомы (Кази-Муллы) и Шамиля заменить его вполне судом по шариату.
В прокламации Шейх-Мансура, посланной к народам Дагестана с Востока на Запад, между прочим сказано : «тот, кто решает дела по адату, делается некоторым образом соучастником Бога, или как будто равняется ему в решении дел, тогда как никто не может сравняться с Богом; кто же воображает, что он как будто бы равняется ему, тот — неверный».
Но и это торжественное указание не подействовало на дагестанцев, которые продолжали держаться за свои адаты.
Суд по адату производился в каждом селении особыми лицами, называемыми по-кумыкски картами. Карты выбирались по большинству голосов преимущественно из влиятельных в селении фамилий (тохумов), пользовавшихся иногда этим правом наследственно; в других селениях они избирались по одному из каждого тохума.
Общий взгляд на преступление и наказание и на способы доказательства виновности, образовавшийся под влиянием духа мусульманской религии, — один для всего Дагестана: везде убийство наказывается кровомщением или примирением на известных условиях, везде дозволяется безнаказанно убить: вора, пойманного на месте преступления, грабителя, ближайшую родственницу, замеченную в любовной связи; везде раненый лечится на счет ранившего; уличенный в похищении имущества обязан возвратить украденное и т. п.
Играющая столь важную на суде роль очистительная присяга употребляется двух родов: 1) именем Бога (по шариату); и 2) Хатун-Таллах или Кебин-Таллах, когда присягающий клянется, что если он скажет неправду, то брак его незаконен.
Если у присягателя несколько жен , то он обязан предварительно указать, на которую из них он присягает. В случае ложной присяги, жена обязана уйти от мужа, получив все ей следуемое, как при добровольном разводе.
За все преступления и поступки адат определял следующие наказания:
1) Изгнание из селения с предоставлением обиженному и ближайшим его родственникам права убить безнаказанно изгоняемого или простить его на известных условиях. Этот вид наказания принято называть выходом в канлы. Выход в канлы всегда сопровождался определенным имущественным взысканием в пользу обиженного или его наследников. Наказание это в некоторых случаях усиливалось тем, что виновный изгонялся не один, а с определенным числом ближайших родственников или со всем семейством, живущим в одном с ним доме.
2) Изгнание из селения на определенный срок, но без предоставления обиженному права убить изгоняемого. По прошествии срока, изгнанному вменялось в обязанность прежде возвращения домой, примириться с обиженным им и сделать для него и его родственников, приличное угощение. Кроме изгнания, виновный подвергался и денежному взысканию в пользу обиженного.
3) Взыскание деньгами или имуществом с виновного в пользу обиженного определяется за бесчестье, раны, увечье и воровство. Размер этого взыскания зависит от важности дела.
4) Штраф деньгами или имуществом взыскивается за все без исключения преступления и поступки, независимо наказания первых трех видов. Штраф взыскивается при решении дела в штрафную, в общественную сумму селения, к которому принадлежит виновный или где им сделано преступление, и в пользу картов и других членов сельского управления.
К безусловной смертной казни по адату никто не присуждался ; но как выше указывалось, были случаи, в которых предоставлялось право убивать виновного безнаказанно всякому, кто захочет и может это сделать.
Например, в Гидатле за умышленный поджог моста виновный подвергался штрафу в 100 котлов, изгонялся из общества и считался кровным врагом всех и для каждого как убийца.
В магале Терекеме, Кайтаго-Табасарайского округа, если женщина бежала от мужа и по получении развода не захотела выйти замуж за того, к которому бежала, то считалась канлы всему обществу.
Кровомщение допускалось между лицами одного сословия . На этом основании бек, убивший узденя незначительного рода (тохума), подвергается только изгнанию на короткий срок (три месяца), по истечении которого родственники убитого обязаны за определенное вознаграждение с ним примириться без соблюдения обрядов, установленных адатом для примирения.
За убийство раба виновный обязан только уплатить владельцу высшую плату, какая полагается при оценке рабов. Раб, убивший узденя или бека, не подвергался кровомщению; за него выходит в канлы его владелец.
Примирившийся убийца считался кровным братом (кан-кардаш), т. е. заменял собою убитого им в его семействе. Ему вменялось в обязанность как можно чаще посещать могилу убитого и вообще оказывать всевозможные услуги его родственникам.
С принятием магометанства, кровомщение, дозволенное кораном, еще более утвердилось , как одобряемое новою религиею.
В подтверждение необыкновенной жестокости кровомщения можно указать на следующие примеры : в селении Гадар (Темир-Хан-Шуринского округа) кровомщение между двумя тохумами, начавшееся, вследствие убийства в ссоре, за курицу, длилось более двухсот лет: 2) в Андии есть небольшой хутор Цибильда. По преданию, лет полтораста тому назад, на этом месте было довольно большое и богатое селение, жители которого делились на два тохума. Раз в праздник Курбан-байрам молодежь вышла для состязания в стрельбе в цель; после нескольких выстрелов завязался спор, перешедший в драку, в которой случайно был убит один из молодых людей; родственники его сейчас же бросились на убийцу, отчего завязалась общая свалка между обоими тохумами. Когда в селении сделалось известным, что есть убитые с обеих сторон, то взялись за оружие и старики, и женщины и началось поголовное истребление. Резня продолжалась несколько дней и из всего селения остались в живых только четыре человека.
При совершении брака жених должен был дать невесте калым и кебин-хакк.
Калым заключался в верхней одежде, надеваемой невестою в день свадьбы, постели, подушках и одеялах. Все это поступало в полную собственность невесты и отбиралось от нее только в том случае, если она впоследствии сама по своему собственному желанию оставляла мужа. У аварских племен калым не давался.
Кебин-хакк есть обеспечение, которое жених давал невесте на случай развода с ней или своей смерти. Кебин-хакк большею частью не отдавался невесте или ее родственникам, а только вносился в брачное условие и взыскивался с мужа, когда он даст развод жене или после его смерти. Величина кебин-хакка зависела от условий, причем принимались в соображение состояние, связи, лета и проч. жениха и невесты и их родителей. Вообще же наблюдалось, чтобы невеста получила кебик-хакк не менее того, который получила ее мать при выходе в замужество за ее отца.
В случае отказа со стороны невесты подарки должны быть возвращены жениху вдвое .
Несмотря на легкость заключения браков, в Дагестане довольно сильно развит был обычай похищать или увозить невест. Увоз женщин и девушек рассматривался адатом, как обида родителям или опекунам женщины и как нарушени
е общественного спокойствия и порядка.
При преследовании бежавшей, ее родственники могли безнаказанно убить как ее, так и похитителя; но бежавшие могут найти убежище в каждом доме (в Кайтаге и Табасарани девушка, спасшаяся от преследования в доме бека, становилась его рабою (каравашь). Никто не должен был отказывать им в приюте, до примирения с родственниками. Хозяин дома, в который скрылись бежавшие, обязан был немедленно развести их по разным помещениям. За неисполнение этой предосторожности он подвергался штрафу.
При побеге женщины к какому-нибудь мужчине, последний обязан был на ней жениться или принять, с определенным числом родственников, очистительную присягу в том, что он не был в любовной связи с бежавшей к нему женщиной. В случае женитьбы он обязан был дать калым и кебин-хакк, но в самом ограниченном размере, принятом в обществе, к которому принадлежит бежавшая.
Увоз по обоюдному согласию женщин, имеющих женихов и замужних, считается тяжким оскорблением для женихов и мужей, и виновные оба подлежат изгнанию, как канлы по убийству; но право преследовать их предоставляется только обиженному и его братьям .
Всякая любовная связь и прелюбодеяние с женщиной рассматриваются адатом, в сущности, на тех же основаниях, как и увоз женщин по их согласию, и наказания, за них налагаемые, те же самые .
Пойманных ближайшими родственниками в прелюбодеянии на месте преступления дозволяется убить тут же, но не иначе, как обоих виновных. Муж, убивший любовника, и пощадивший жену, подвергается кровомщению со стороны родственников им убитого, как и за всякое другое убийство .
Дела по изнасилованию женщин разбираются только в том случае, если изнасилованная огласила об этом криком в селении .
За мужеложство с насилием дозволяется насилуемому убить виновного безнаказанно .
Скотоложство не считается особым преступлением и в большей части края за него никакого взыскания, кроме штрафа, не определено адатом.
В тех же местах, где случаи скотоложства разбирались часто, положено взыскание с виновного только в пользу хозяина скотины. Так, напр., в микагинском и хюркелинском обществах, Даргинского округа, хозяин скотины получает с виновного в скотоложстве, доказанном свидетелями, одну пару поршней, да и то взыскание это делается только с совершеннолетних (в этом случае совершеннолетие считается с 15 лет).
Запрещается даже в собственном саду срывать и есть виноград раньше времени, которое будет назначено управлением селения ; в некоторых местах это же запрещение распространяется на кукурузу, грецкие орехи и другие фрукты. Только в случае приезда в селение почетного гостя дозволяется для его угощения сорвать несколько спелых фруктов или винограда. Всякий, изобличенный в нарушении этих адатов, подвергается штрафу, который большею частью состоит в том, что лица, наблюдающие за порядком в селении (тургаки, чоуши, карты и т. п.), берут в пользу общества какую-либо скотину, принадлежащую виновному.
Кровожадность при расправе с врагами, мстительность, полное своеволие и хищничество не исключали в кавказских горцах хороших сторон. Храбрость, отзывчивость к вопросам чести, родственная любовь делали из горца рыцаря далекого старого времени, когда дамский культ еще не пустил глубокие корни. Конечно, магометанство и романическое отношение к женщине понятия несовместимые; но у горцев нельзя было отрицать этих чувств.
Лица, изучавшие быт кавказцев, знают, что самоубийства из-за неразделенной и неудовлетворенной любви встречаются до последнего времени нередко среди горцев, об отношении которых к женщинам сложилось у нас крайне невыгодное убеждение.
В песнях черкеса, чеченца и дагестанца восхваляются не только острый булат и лихой наездник, но и ясные очи, волнистые кудри, стройный стан и белоснежная грудь возлюбленной. Да и можно ли поверить, чтобы горянки, вдохновившие Пушкина и Лермонтова к созданию «Кавказского пленника» и «Беллы», могли служить лишь наложницами и вьючными животными...
Женская честь, ее сохранность здесь дороги не только мужу, но и всем родичам. Горе попавшемуся в прелюбодеянии! Кавказские ущелья и пропасти немало приютили трупов, жертв ревности и охраны чистоты супружеского ложа. В качестве мстителей являлись не только мужья, но и братья, и сыновья, и другие родственники.
Чувство собственного достоинства было так сильно развито у некоторых горцев, что незначительный с их стороны промах в этикете, какая-нибудь неловкость или случайное неприличие до того их роняло в собственных глазах, что они решались лучше погибнуть от собственной руки, чем краснеть перед знакомыми.
Нельзя не отметить еще одного явления. Кавказские горцы, оставаясь дикими, были, однако, настолько привлекательными, что многие и притом образованные и родовитые русские впоследствии, во время великой кавказской войны, сводили куначество с горцами, ставили себе их за идеал и старались во многом им подражать, копируя их костюм, поступь, манеры и внутреннюю жизнь...
Для характеристики былых кавказских горцев вспомним облик, нарисованный незабвенным поэтом Кавказа Лермонтовым в «Измаил-бее».
«И диких тех ущелий племена;
Им Бог — свобода, их закон — война;
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных.
Там в колыбели песни матерей
Пугают русским именем детей;
Там поразить врага не преступление;
Верна там дружба, но вернее мщение;
Там за добро — добро и кровь — за кровь, И ненависть безмерна, как любовь».
С воинственным, диким, своевольным населением Северного Кавказа пришлось столкнуться России, обнажить меч и неустанно в течение столетия биться, высылая на эту окраину ежегодно тысячи лучших своих сынов, из которых не многим приходилось возвратиться назад. Тяжелые жертвы принесла наша дорогая отчизна, но русское сердце не горит ненавистью к кавказскому горцу, защищавшему свою родину, свою свободу. Героями дрались наши прадеды, деды, отцы и братья, но и противник был у них не трус, а народ, завоевавши своею храбростью внимание к себе всего света.
В. С. К.
