КАК ОНИ НАС ЗАЧИЩАЮТ…
На корреспондента «Новой» завели «пенсионное дело»
Рано утром в минувший четверг позвонил отец. Пытается говорить бодро, значит, что-то случилось. Так и есть. Отец сообщает, что меня разыскивает милиция, два раза приходили люди в штатском и требовали сообщить, где я живу. В противном случае объявят в федеральный розыск.
Милиционеры документов не предъявляли, повесток, других официальных бумаг типа уведомлений тоже не было. Толком родителям ничего не объяснили, зато напугали до смерти. Отец — после инфаркта. У мамы врожденный порок сердца.
В Хабез (это аул в Карачаево-Черкесии, где живут родители) приезжаю поздно вечером. Маму увезла «скорая»: сердечный приступ. Ночь провожу в больнице. В восемь утра заезжает отец.
В милиции нас уже ждали. На допрос ведут не в кабинет, а через внутренний двор — в барак без окон. Оперуполномоченный УБЭП Хизир Меремуков сообщает, что я обязана дать показания, потому что на меня поступил материал из Пенсионного фонда. Объяснения сбивчивые, понять смогла следующее: «В 2001 году с 27 июля по 13 декабря я скрывала от Пенсионного фонда, что работаю на одной из фирм в Черкесске, и подобным преступным путем получала пенсию «по утере кормильца». Сумма за пять месяцев составила три тысячи четыреста семьдесят рублей». Спрашиваю: о каком материале идет речь, является ли это уголовным делом и в качестве кого я должна дать показания?
Допрос продолжается два часа, и после каждого моего вопроса оперативник куда-то уходит — как потом выяснилось, советоваться с начальством. Пытаюсь объяснить, что у меня действительно семь лет назад пропал без вести муж, и я некоторое время получала по этой причине пенсию. Но только тогда, когда была безработной. А в указанной фирме в указанное время не работала. Но эти объяснения сотрудника милиции не удовлетворяют, он их даже не записывает. В итоге пишу заявление об отказе от дачи показаний и решаю заняться собственным расследованием.
В Пенсионном фонде мне заявляют, что в милицию они на меня не жаловались. Кроме того, когда речь идет о суммах меньше 30 тыс. рублей и о физическом лице (это как раз мой случай), УБЭП или любое другое подразделение милиции по закону в разбирательстве не участвуют, а документы сразу подаются в Арбитражный суд, где вопрос и решается. На всякий случай пишу заявление на имя начальника Пенсионного фонда: если обнаружится, что мне переплатили, то я готова выплатить эту сумму в указанные сроки.
С копией возвращаюсь в милицейский барак. Разговор продолжается по тому же сценарию: беготня наверх за «цу». Опер заявляет, что эта бумага (заявление в Пенсионный фонд) ничего не меняет, и я все равно должна дать показания. И даже диктует, какие именно: я должна признать, что в течение пяти месяцев сознательно обманывала Пенсионный фонд.
После очередной отлучки к начальству оперуполномоченный заявляет: «На следующей неделе мы должны это все закончить. Поэтому ты должна приехать и дать показания. Те, о которых я сказал». Гневная моя отповедь на предмет того, что показания в деле есть и больше я приезжать не буду, а если есть основания, пусть присылают повестку, вызывают недобрую усмешку: «Когда тебя доставят, будешь давать показания».
В Черкесске иду в отдел кадров фирмы, указанной в деле. Выясняется, что с 27 июля по 13 декабря 2001 года там действительно работала Фатима Тлисова, только отчество у нее другое. И живет она не в Хабезском районе республики, а в Адыге-Хабльском.
Вполне могу допустить, что все происшедшее — ошибка. Но слишком много моментов, которые нельзя объяснить даже крайней степенью непрофессионализма. Во-первых, даже при полном совпадении фамилии, имени и отчества у каждого гражданина России в Пенсионном фонде есть собственный идентификационный номер. По этим номерам Тлисову Ф. Я. от Тлисовой Ф. Х. отличить не составляет труда. Во-вторых, чтобы проводить следственные действия, нужно изучить данные подозреваемого, а значит, для начала знать, где подозреваемый прописан. Как получилось, что следователи пришли к моим родителям, если другая Тлисова живет не только в другом селе, но даже в другом районе?
Как получилось, что «пенсионное дело» из Адыге-Хабльского района расследует Хабезский районный отдел УБЭП? Почему УБЭП заинтересовался экономическим «преступлением» ценой в три тысячи рублей, хотя это не их компетенция?
Для меня ответ на эти вопросы очевиден: имеет место факт открытого преследования собственного корреспондента «Новой» на Северном Кавказе за работу по освещению ситуации в Карачаево-Черкесии, которую я по заданию редакции выполняла в тяжелые для республики дни (см. № 78, 79, 84, 86 «Новой газеты»). В результате за репортажи из Черкесска расплачиваются мои близкие. Узнаваемый почерк наших силовиков: быть в стороне, когда от них требуют оперативности, и бить слабых в назидание остальным слабым.
Фатима ТЛИСОВА, наш соб. корр., на Северном Кавказе, Нальчик
