Черкесский (адыгский) народ является одним из древнейших на Северном Кавказе и его территории начинаются с южных берегов реки Танаис (Дон) и заканчиваются на реке Бзыбь. Уже в трудах древне греческого ученого Геродота (484 - 420 г. до нашей эры) упоминаются предки адыгов и их связи с землей, которую мы называем Кавказом. Судьба этого народа была одновременно трагической и славной.

До начала Русско-Кавказской войны дружественными были отношения черкесов (адыгов) с Россией. Больше того, после женитьбы Ивана Грозного на черкешенке Гошевнай, дочери кабардинского князя Темрюка, черкесы внесли значительный вклад в становлении и развитии Российского государства

Но российско-турецкое соперничество за влияние на Кавказе привело в конечном счете к войне против народов этого региона, войне, которая длилась более ста лет и носила явно захватнический характер.

"И естественно, что только захват земель, беспощадное истребление русскими отрядами всего живого, что попадалось на их пути, заставило черкесов вести войну с русскими" (Фонвиль, "Последний год войны Черкесии за независимость").

Один из наместников Кавказа - князь Барятынский писал в 1861 году, что основная цель переселения черкесов в Турцию -"Избавить Кавказское плоскогорие от населения ... и открыть этим самым прекрасные и плодородные места для казачьего поселения".

В письме царю он также подчеркивал: "Раз страна будет от них (горцев) очищена, мы утвердим свое положение навсегда". Так оно, к сожалению, и получилось.

Империя все глубже проникала на территорию Кавказа, заселяя казаками наиболее плодородные земли.

В этих условиях в 1760 годы на Кавказе появляется сплошная линия военных укреплений - от Кизляра, заложенного в 1736 году, до Моздока (1763 г.), что было началом возведения Кавказской кордонной линии и военных укреплений. Одновременно проводилось переселение из центральных областей России на Северный Кавказ государственных и крепостных крестьян. Поощряя эти явления царизм использовал их как рычаги своей завоевательной политики на Кавказе. Именно с 1763 года начался отсчет столетней русско-черкесской войны, закончившейся весной 1864 года.

Геноцид.

Для сооружения сплошной кордонной линии от Моздока до Азова были возведены крепости: Прохладная, Константиногорс-кая, Кисловодская и др. Для занятия этих крепостей были переселены сюда остатки волжских казаков.

Помимо своего прямого назначения, эта цепь укреплений должна была изолировать Кабарду от других национальностей и затруднить их связи.

Еще при назначении в 1769 году генерала Медема на Кавказ, ему была дана инструкция: "Остерегаться более всего объединения горцев" и поэтому "стараться возжигать между ними огонь внутреннего несогласия".

Российско-северокавказские отношения очередной раз обострились после заключения Кючук-Кайнарджийского договора в 1774 году, признавшего российское подданство Кабарды. Усиленная колонизация и строительство кордонных линий, всяческие притеснения Черкесии со стороны российского империализма оправдывалось этим договором.

Непрерывные бои продолжаются в течение нескольких лет (с 1794 по 1803 г.) Постройкой укреплений Минеральных вод в 1803 году связь с Закубаньем окончательно прервана, а присоединение Грузии к России в 1801 году и строительство князем Цициановым Военно-Грузинской дороги в 1804 году завершается изоляция Кабарды. Момент считается подходящим, чтобы нанести окончательный удар на непокорную страну. Главнокомандующий Кавказской армии кн. Цицианов обращается ко всем северокавказцам со строгой прокламацией. В ответ горцы еще более "остере-венели" и поднялись массой". Этот 1804 год был самым тяжелым для России в ее борьбе с Кавказом: она не располагала достаточными войсками, так как война с Персией и постоянные волнения в Грузии отвлекали их. Оказался ошибочным расчет царской администрации, бросившей вызов Кабарде. Вспыхнуло восстание всех находящихся и ненаходящихся под российской властью племен. Поднялись против царской власти чеченцы, осетины, закубанские черкесы, не говоря уже о Кабарде.

К тому же эпидемия чумы, распространившаяся на Север с Закавказья, поразила армию царя. Лишь отдельные отряды царских войск в 1804 и в 1805 гг. совершали набеги на кабардинские аулы и сжигали их. Так, генерал Глазенап в 1805 году сжег 80 кабардинских аулов, что еще больше ожесточило население и вызвало возмущение соседей и, как результат, в 1806 году восстал осетинский народ. Кабарда же воевала с оружием в руках как никогда вплоть до 1810 года. При этом нередко они с чеченцами производили дерзкие ответные набеги на российские укрепления. Но постепенно в Кабарде борьба за независимость, хотя и продолжалась до 1846 года, но шла на убыль. Наступило относительное спокойствие, сопровождавшееся частичной эмиграцией в Закубанье.

По мере того, как слабела Кабарда, нажим царских войск на двух флангах Северного Кавказа - Дагестан и Западную Черкесию - усиливался.

15 июня 1809 года войска под командованием Перхурова атаковали черкесов. Отряд полковника Золотницкого в пути в Сун-жук-Кале разорил 40 натухайских аулов.

Той же участи подверглись и шапсуги. Казачий атаман Бурсак с пятью тысячным отрядом черноморских казаков и батальоном 22 егерского полка перешел Кубань и двинулся за реку Псе-купе. В течение пяти дней он разорил и уничтожил 18 шапсугских аулов.

Особенно ожесточенная война на Кавказе разыгралась с 1816 года при Ермолове. В 1819 году 50-ти тысячную армию он доукомплектовал до 75 тыс., не считая казаков. В 1831 году было сформировано еще 47 новых батальонов. К 1840 году кавказская армия России увеличилась еще на 40 тыс. солдат. Было так же увеличено количество батальонов в полках.

Лишенный гибкости в отношениях с горцами, грубый и жестокий Ермолов усилил антирусское настроение на Кавказе. За самодурство и жестокость его прозвали на Кавказе "Московским дьяволом".

Метод Ермолова состоял в том, чтобы, как и его предшественников генерала Бибикова и бригадира Кноринга - нападать на аулы с большим шумом, разорять и сжигать их, уничтожать хлеб на корню, истреблять или забирать мирное население в плен и отправлять вглубь России на каторгу.

В 1825 году Ермолов дал указание кабардинцам переселиться с гор на равнину. Кабардинцы не подчинились этому требованию. Тогда Ермолов вторгся в их страну. После разрушительных военных операций заложил новые крепости на реках Малка, Баксан, Чегем, Нальчик, Урван и в верховьях Талки. Крепость Нальчик объявил центром Кабарды. Меры Ермолова вызвали ответные действия кабардинцев, которые были жестоко подавлены генералом Вельяминовым.

Ермолов, не ограничиваясь этими действиями, на выходе Терека из гор построил крепость, которой дал громкое название Владикавказ.

Вельяминов в свою очередь, развивая наступление вторгся в Черкесию и при устье Доб построил укрепление, названное Кабардинкой. Наступление для разорения аулов и для изучения края производилось между новой линией Анапой и Кубанью.

Генерал Власов совершил несколько карательных экспедиций за Кубань и "опустошил многие черкесские аулы", как мирных, так и не мирных горцев. Он сжег 17 больших и 119 малых черкесских аулов со всеми их запасами.

3 февраля 1824 года Власов напал на один из черкесских аулов. Аул еще спал, когда его войска внезапно напали на него со всех сторон и буквально не оставил в нем камня на камне. Сколько погибло при этом людей неизвестно, но улицы были завалены трупами.

В продолжение всего почти 1825 года, - пишет П.П. Короленко, описывая один из "подвигов" Власова, - отряды наши бороздили по Закубанскому краю, истребляя аулы горцев и запасы их. В пылавших селениях черкесы гибли целыми сотнями или от огня или от оружия ожесточенных казаков; нередко женщины и дети, спасаясь от грозившей смерти, бросались в бурные горные реки".

В 1829 году, во время русско-турецкой войны на Севере Черкесии действия царских войск носила такой же характер, как и в Дагестане: с громадными потерями они нападали на укрепленные селения, уничтожали все на пути, сжигали аулы, вытаптывали посевы.

С этого времени центрами освободительной борьбы горцев становится Закубанье, Дагестан и Чечня. И Кабарда активно вовлекалась в нее. Кабардинский владетель Магомет - Мирза Анзоров стал наибом Шамиля.

Война России против Западной Черкесии приняла легальный характер после заключения мира в Адрианополе 14 сентября 1829 года. Этот договор в части касающейся Черкесии, являлся последним актом в серии соглашений, построенных на дипломатическом экивоке и на лжи. Независимая страна передается из рук в руки - то Турцией России, то наоборот.

К. Маркс писал по этому поводу: "Турция не могла уступить России то, чем не владела сама".

В этот решающий момент своего существования черкесский народ внутренне не был подготовлен и достаточно организован. Не было центральной власти, социальный режим был различен в разных частях страны.

С 1830 года началась регулярная война под командованием генерала Паскевича. В течение восьми лет почти все силы царской армий на Кавказе были направлены против Черкесии.

Наступление велось с суши и моря. Царские войска исходили всю лесную полосу и горы в районе Геленджика и Анапы, оставляя после себя развалины сожженных аулов и объятые дымом леса.

Эти походы не всегда давали желаемый результат царским войскам. Под командой Хаудоко Мансура из фамилии Натухайской Шупако, этого "некоронованного короля" Черкесии, Шурухуко Тугуза по фамилии Берзек, "заблудившегося рыцаря", жившего не в свою эпоху, Тугузуко Казбича "льва Черкесии" и других сводили на нет все усилия и жертвы противника. Таким образом, главными этапами русско-черкесской войны были:

1. до 1846 года, вскоре после назначения наместником и командующим войсками графа Воронцова, война носит со стороны России по-ермоловской формуле, партизанский характер.

2. с 1846 по 1856 год, до назначения на Кавказе князя Баря-тынского, война со стороны России принимает характер медленного продвижения и колонизации казаками (рубка леса и прокладка дорог, окружения, блокады и разорения). Медлительность

продвижения Российских войск (с 1847 до 1849 год осада одного черкесского селения занимала целое лето), но позиция завоевывалась прочно.
3. с 1856 по 1864 гг. война принимает характер форсированного наступления царских войск, сопровождаемого сжиганием селений, уничтожением засеянных полей и выселением населения.

После окончания войны с Турцией, в 1830 году большой отряд царских войск под командованием Паскевича перешел Кубань и вторгся в земли шапсугов. В этом походе войска Геймана и графа Сумарокова уничтожили много аулов. Последствиями были поселение 25 тыс. казаков, постройка укреплений Мостового-Александровского, Афинского и Ивано-Пшибского. Участник этого похода бригадир Кноринг рапортовал: "Вчера и севодни истреблялись посланными для этого казачьими полками к потоптанию лошадьми абадзехского хлеба. А который за сим эстанетца, предписал к господину примьер-маиору и пехотному атаману Янову - сжечь" (Н. Смирнов, "Вопросы истории и атеизма" АН СССР). Слово "погром" было пущено в обиход представителями царского империализма, но не все черкесы пали от оружия врага. Одни погибли под метелями в горах и лесах, лишенные очагов. Среди жертв большинство были женщины и дети.

В 1831 году два полка в пять тысяч человек под командованием генерала Бергмана овладели Геленджиком, преодолев отчаянное сопротивление натухайцев и шапсугов. Но вскоре черкесы заставили противника покинуть не только Геленджик, но и так же Гагры, Пицунду и Бамбари. В руках врага оставались лишь Сухуми и Анапа, захваченные последний раз в 1828 году во время русско-турецкой войны.

В 1831 году Паскевич составил в Варшаве план покорения горцев Западной части Кавказа. Он предлагал проложить путь с Кубани через Мостовое и Ольгинское укрепления, которое должно было быть началом, а Геленджик - другой оконечностью геленджикской кордонной линии.

Этот план основывался исключительно на "силе оружия, как на аргументе единственно доступном понимании горца" Он хотел воспользоваться пребыванием на Кавказе двух лишних дивизий и произвести разом одновременное движение против всех горских племен, чтобы лишить их взаимной помощи. Этим маневром Паскевич рассчитывал быстро и без особого труда завладеть всеми кажнейшими пунктами в горах, прочно утвердиться в предгорьях и таким образом, отняв у неприятеля все средства, вынудить его к покорности. В сущности это был тот же самый пресловутый план, которого придерживался Ермолов в течение десятилетнего управления непокорным краем... "Но он хотел идти дальше Ермолова, хотел покорить Кавказ одним ударом, и не только не покорил его, но отодвинул покорение на тридцать лет и создал войну, стоившую России, в конце концов, множества жертв, крови, материальных потерь, нравственных потрясений" (А. Потто, т. 5, стр. 6-7). Независимо от ущербности такого планирования, царские войска продолжали покорять Кавказ, сжигать аулы и истреблять население.

Ельяминов вел широкое наступление по всем направлениям, разоряя и сжигая аулы. В этой экспедиции участвовал и был тяжело ранен князь Барятынский, которому судьба назначила быть впоследствии главным виновником покорения Кавказа.

В 1834 году Власов разбил большой отряд горцев под Калаусом (лиман в районе станицы Славянской. Ныне осушен). Горцы потеряли в бою более 2500 человек. Большая их часть утонула в болоте, в котором до сих пор находят оружие горцев и панцири.

Генерал Фадеев писал: "Горцы потерпели страшное бедствие... В этом нечего запираться, потому что иначе и быть не могло, они встречали наши удары с каким-то бесчувствием. Как отдельный человек в поле не сдавался перед целым войском, но умирал убивая, так народ после разорения до тла его деревень, произведенного в десятый раз, цепко держался на прежних местах".

28 мая 1837 года Вельяминов обратился к черкесам с письмом оскорбительного характера, на что черкесы ответили: "Мы небольшая нация, но на нашей стороне правда. Если нам не хватит людей, мы пойдем искать их во чреве наших матерей и мы вручим им оружие, чтобы продолжить с вами войну".

Не случайно К. Маркс с восхищением писал: "Народы Европы, учитесь борьбе за свободу и независимость на героических примерах горцев Кавказа!"

13 апреля 1838 года контр-адмирал Артюхов высадил на берег десантный отряд и после кровопролитных боев с убыхами овладел устьем реки Сочи (Саша), где построил форт Александровский (впоследствии Новагинский).

12 мая в 10 часов утра эскадра Черноморского флота под командованием генерал-лейтенанта Лазарева прибыла к устью реки Туапсе. Генерал провел совещание командиров сухопутных войск на борту парохода "Северная звезда". Генерал Раевский со своим десантом атаковал Туапсе и близлежащие населенные пункты. Одержав победу, при устье Туапсе построил форт Вельяминовский.

По верхнему течению Кубани до устья реки Лаба - Кубанская кордонная линия была под началом генерала Засса - "страшилища черкесов", а оттуда до Черного моря простиралась Черноморская кордонная линия.

В конце 30-х годов Засс выдвинул проект о переводе укреплений со средней Кубани на запад - на реки Лабу, Чемлык, Уруп. Свой проект обосновал тем, что "новая линия будет гораздо короче теперешней Кубанской и представляет то преимущество, что для охранения оной потребуется менее войск и дать возможность, если не совершенно уничтожить Кавказскую линию, то по крайней мере значительно уменьшить на оной части число войск".
В соответствии с этим планом в течение 1839-1840 гг. были построены укрепления: Зассовское, Махошевское и Темиргоевское на Лабе, Ново-Донское на Чемлыке и Ново-Григорьевское на Урупе, а еще, в 1829 году по р. Большой Зеленчук заложена новая Зеленчукская укрепленная линия, строительство которой продолжалось до середины XIX в. На этой линии возникли станицы Ба-талпашинская, Белореченская, Невинномысская, Барсуковская -на Кубани; Бекешевская, Карантинная (Суворовская) - на Куме. Одновременно началось переселение черкесов из бассейна Урупа в долины Большого и Малого Зеленчуков, где они основали одиннадцать поселений. Это было методичное и упорное наступление на горские народы, направленное на постепенный раскол сил непокорных горцев и лишившее их возможности организованного сопротивления.

В книге "Проделки на Кавказе", написанная Хамар-Добановым под влиянием декабриста А.А. Бестужева-Марлинского, первая печатная попытка критически отнестись к системе управления и действиям царских властей на Кавказе. Время, описанное в повести (1838-1842 гг.) - мрачная эпоха генерала Головина, главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом. Конкретно же речь идет о "проделках" на правом фланге Кавказской линии во время управления свирепого царского генерала, колонизатора Г.Х. Засса - "страшилища черкесов", для которого экспедиция и бои были "забавою, потребностью, как травля для охотника, как вода для рыбы".

Как отмечал Бестужев-Марлинский, "этот жестокий и честолюбивый до мелочей военачальник бредил эполетами и крестами" ("Записки декабриста" 1937).

Декабрист Н.Н. Лорер, разоблачая "проповедуемые Зассом идеи страха" свидетельствовал, что на специально насыпанном кургане у Прочного окопа "при Зассе постоянно на пиках торчали черкесские головы, и бороды их развевались по ветру" ("Записки декабриста" М. 1931, стр. 248).

Он же писал: "В разговоре с Зассом я заметил ему, что мне не нравится его система войны" и он мне тогда же ответил: - "Россия хочет покорить Кавказ во что бы то ни стало. С народами, нашими неприятелями, чем взять, как ни страхом и угрозой?..

Тут не годится филантропия, и Ермолов вешал беспощадно, грабил и сжигал аулы, только этим и успевал более нашего. Еще до сих пор имя его с трепетом произносится в горах, и им пугают маленьких детей".

В 1840 году началась заселение казачьими станицами "Лабинской линии". За последние годы здесь уже было 25 станиц, из которых формировались Лабинские полки. Главный контингент как этих, так и Сунженских казаков состоял из так называемых линейных казаков. Последние состояли из женатых русских солдат, государственных крестьян и разных переселенцев.

"В 1845 году Воронцов с двумя дивизиями совершил поход на Чечню... В той кампании его десятитысячное войско потеряло убитыми трех генералов, двести офицеров, 3533 солдата. Сам Воронцов в последнюю минуту был спасен генералом Фрейтагом..." Командующий, планировавший одним ударом покорить Чечню и располагавший для этого безграничными возможностями, потерпел полное поражение" (Берзедж, "Изгнание черкесов" с. 76).

"...Регулярные потери России на Северном Кавказе составляли примерно одну четвертую всех сил, переброшенных в этот регион. Ежегодно двухсоттысячная Кавказская армия теряла около 20 тыс. человек. Каждый 7 лет на Кавказе погибало 120 тыс. солдат, что равнялось по численности целой армии. Со времен Екатерины второй по 1864г. 1,5 миллиона российских солдат легли в кавказскую землю, не считая казаков, не входивших в состав регулярных частей" (Берзедж, "Изгнание черкесов" стр. 76).

После заключения мира в Париже в 1856 году Кавказская война возобновилась с невиданной до сего времени энергией и жестокостью со стороны России. Главный удар наносился сначала против Восточного Кавказа. Действия же в Черкессии в 1857 г. происходят на двух оконечностях и в Центре и имея ограниченные цели заканчивались в 1860 году. Восточный отряд действовал между Кубанью и Лабой, заселив эту полосу казаками Урупской бригады, после выселения населения в Турцию. Центральный отряд двинулся от нижней Лабы к Майкопу в стране Абзахов. Западный отряд действовал в Южной Кубани. При этом "черкесские аулы выжигались сотнями, выселялись на берег моря для переселения в Турцию" (Екатеринодар, "Кубанский сборник", 1904 г., стр. 150). В конце 1858 г. полковник Бабич сжег 23 деревни.

В приказе Воронцова по отдельному Кавказскому корпусу от 19 ноября 1853 года за № 45 отмечается: "...Заслуги генерала Козловского, который истребил все окрестные аулы, а равно заготовления, сделанные жителями на зиму" (Акты Археологической комиссии, т. X, Тифлис, 1835 г. стр.338).

Проводимая царским самодержавием со второй половины XVIII в. политика колонизации, политика порабощения кавказских горцев вызвало закономерное противодействие, вылившееся в народно-освободительную войну адыгов и других северо-кавказских народов, который принимает особый размах в XIX веке.

В упорной и неравной борьбе, адыги, как и другие северокавказские народы пытались отстоять свою родину и свободу.

Факты бесчисленных и неспровоцированных злодеяний царских войск на Кавказе ярко свидетельствуют: черкесы даже не помышляли о том, чтобы покориться подобному противнику. Политика геноцида стала одной из главных причин изгнания черкесов.

Вся Европа и Россия ожидали, что союзники будут действовать с северокавказскими черкесами, но этого не случилось. К. Маркс писал по этому поводу: " Чрезвычайный шаг, который русские совершили теперь на Кавказе и к которому Европа присматривается с идиотским равнодушием, почти принуждает их закрывать глаза на то, что делается на другой стороне и облегчает им эту возможность. Эти два дела: подавление польского восстания и завоевание Кавказа я считаю, самым серьезным европейским событием со времени 1815 года" (К. Маркс и Ф. Энгельс, т. XXII, стр. 189).

Маркс и Энгельс, внимательно следившие за событиями на Кавказе, рассматривали борьбу горцев как освободительную, в которой участвует сам народ. Они подчеркивали, что горцы умеют сражаться за свою независимость и ставили их в пример другим.

В статье "О значении наших последних подвигов на Кавказе" Н.А. Добролюбов отмечает, что "борьба велась со стороны горцев за независимость их страны, за неприкосновенность их быта".

Приветствовали борьбу кавказских горцев за свою независимость и передовые люди русского народа. Великие русские революционные демократы А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов всю свою сознательную жизнь боролись за освобождение русского народа и всех угнетенных народов России из-под ярма царизма.

Вместе с русскими революционными демократами боролся против колониальной политики царизма и великий украинский поэт, революционер-демократ Т.Г. Шевченко. Называя кавказских горцев "великими рыцарями" он подчеркивал справедливый характер их борьбы против царизма. Он писал: "С вами правда, с вами слава и воля святая!"

Отчаянная попытка абадзехов, шапсугов, убыхов продолжить сопротивление было явно безнадежной. Царские войска методично шаг за шагом продвигались в горы, делая в лесах просеки, сжигая адыгейские аулы, основывали на их месте казачьи станицы. "Борьба была беспощадной, черкесы защищались с беспримерным мужеством и храбростью, но силы были не на их стороне... (Шардамов, "Черкесы и их прошлое").

Факты свидетельствуют, что процесс изгнания черкесов осуществлялся при полном взаимодействий трех империй: Османской, Российской и Британской.

Державы-победительницы закрывали глаза на нарушение Россией Парижского договора, поскольку были осведомлены, что российские военные суда, появившиеся в акватории Черного моря, используются для переселения черкесов. Британские дипломаты уже открыто принимали участие в изгнании горцев.

Берже, официальный русский историк Кавказской войны, писал по поводу войны на Кавказе: "Выселение черкесских племен, как военная и политическая мера, началась в 1862 году, когда 10 мая состоялась утверждение Постановления Кавказского комитета о переселении горцев. Происходит открытый грабеж сильным более слабого".

Оттоманская Порта и стоявшие за ее спиной Англия и Франция прилагали все силы к тому, чтобы использовать местное горское население против России. С другой стороны, пользуясь создавшимся положением, османские эмиссары сманывали горцев к переселению, обещая райскую жизнь. При этом и английские агенты тоже активно распространяли среди черкесов призывы к переселению.

Большую роль в пользу переселения в Турцию играли и про-турецки настроенная социальная верхушка убыхов, шапсугов, натухайцев и абадзехов. Впервые в 1859 году обнаружилось движение к переселению в Турцию среди чеченского народа, хотя переселение не состоялось.

В том же году из абадзехского аула Лоова переселилось 66 семей (2693 человека).

Первыми насильственно были выселены натухайцы, занимавшие места в районе Анапы и Цемеза (Новороссийска), затем приступили к выселению шапсугов и абадзехов. Царские войска сжигали посевы и поселения, а жителей теснили к морскому берегу, где их силой сажали на баржи для отправки в Турцию. Многие баржи тонули вместе с выселяемыми.

В 1864 году Северо-Западный Кавказ фактически лишился почти всего коренного населения. Примерно около 120-150 тыс. черкесов были выселены на указанные царским правительством места, а около 1,5 миллиона " добровольно" переселились в Турцию.

С 1860 года с назначением графа Евдокимова командующим войсками Кубани, окончательно был одобрен план покорения и заселения Черкесии казаками. Видя, что абадзехи не нарушают договора 1859 года. Евдокимов приступил к выселению черкесов между Лабой и Белой, не взирая на их протесты. Все пространство между этими реками к осени 1861 года было занято русскими, а черкесы вынуждены были переселиться в Турцию.

Война против шапсугов на западе велась более жестоко - все аулы сжигались царскими войсками, и страна заселялась казаками.

Той же осенью на Кубань приехал император Александр II, так как огромные жертвы, сопряженные с планами изгнания черкесов и жестокость этой меры смущали русских солдат. Приезд царя имел целью поднять дух войск, укрепить решимость командования.

Вся Черкесия прислала делегацию к императору в лагерь около Хамкет. Она изъявила готовность страны признать российское владычество, но просила вывести войска и казаков из территории Черкесии за Кубань и Лабу. По отклонении этих условий царем, черкесам не оставалось ничего другого, как драться до конца.

Царские войска действовали со всей решимостью и жестокостью, на которую только они были способны. Лихорадочно строились станицы: с осени 1861 года, за один год было возведено - 35.

Горцы, уходя со своих мест поселения, покидали свои жилища, оставляя скот и запасы хлеба, а иногда и неубранные нивы.

Как пишет Я. Абрамов в книге "Кавказские горцы", все это доставалось поселявшимся на место горцев казакам. Сами же горцы без всякого имущества скапливались частью в Анапе и Новороссийске, частью во многих мелких бухтах северо-восточного берега Черного моря, тогда еще не занятых царскими войсками. Отсюда их перевозили в Турцию на кочермах, а также отчасти за-арендованые специально для этой цели российским правительством суда. Но так как всего этого транспортного флота было недостаточно для перевозки такого большого числа людей, то многим горцам пришлось ждать своей очереди полгода, год и более. Все это время они оставались на берегу моря под открытым небом без всяких средств к существованию. Страдания, которые приходилось выносить в эт ) время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду и эпидемических болезней. Зимою к этому присоединялся и холод. Весь северо-восточный берег Черного моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых, до крайности ослабленных и тщетно ждавших, когда их отправят в Турцию.

Далее Я. Абрамов так описывает процесс изгнания черкесов, свидетелем которого он сам был: "Страдания, которые приходилось выносить в это время горцам, нет возможности описать... Один рассказывает о трупе матери, грудь которого сосет ребенок; другой - о матери же, носящей на руках двух замерзших детей и никак не хотевшей расстаться с ним, третий - о целой груде человеческих тел, прижавшихся друг к другу в надежде сохранить внутреннюю теплоту и в этом положении застывших". И действительно, чье сердце не содрогнулось бы при виде, например, молодой черкешенки, в рубищах лежащей на сырой почве, под открытым небом, с двумя малютками, из которых один в предсмертных судорогах боролся с жизнью, в то время как другой искал утоления голода у груди уже окоченевшего трупа матери. А подобных сцен встречалось немало, и все они были неминуемыми следствием религиозного фанатизма и непоколебимой уверенности горцев в ожидающей их в Турции будущности, которую в таких ярких красках рисовали им османские эмиссары..."

С ужасными лишениями горцам удавалось сесть на суда. Но и в пути бедствиям горцев не было конца. Их набивали в суда до последней возможности.

Свидетель тех страшных событий, французский журналист А. Фонвиль приводит диалог с одним работорговцем: "Черкешенки дешево будут стоить нынешний год на базаре в Стамбуле" - отвечал мне совершенно хладнокровно старый пират". Он же рассказывает о другом эпизоде, свидетелем которого был:
"Турки были до такой степени жадны и корыстолюбивы, что суда обыкновенно нагружались, что называется, доверху: триста или четыреста человек наполняли пространство, на котором в обыкновенное время помещалось от 50 до 60 человек. На одном из таких судов погрузили 600 человек, на другой берег живым доставили 370. Судно "Нусрати-Бахри" 17 ноября 1864 года бурей было выброшено на берег и разбито, погибло 300 из 470 несчастных. Один пароход, плававший по той же самой дороге, по которой шли незадолго перед ним эти суда с черкесами, мог проследить путь по плывшим трупам. "Я помню, - писал Фонвиль, - как одна мать ни за что не хотела, чтобы ее ребенка выбросили в море и долго скрывала несчастная его смерть. Абхазы знали об этом, но молчали. Она держала мертвого ребенка на руках, прижав к груди, и когда кто-нибудь из турок проходил мимо, начинала разговаривать с покойным ребенком, как с живым. Так скрывала несчастная его до тех пор, пока на пароходе не начал распространяться трупный запах. Тогда турки сделали обыск и нашли мертвого ребенка, мать и тут не хотела отдавать его, и когда ребенка все-таки вырвали из ее рук и бросили в море, она сама пыталась броситься за ним... Ее с трудом удержали люди. Крик этой матери до сих пор раздается в ушах... Но, наконец, они достигли турецкого берега. И здесь их ждало страшное разочарование.

Чужбина.

Сначала Турция принимала черкесов не без корыстной цели. Большинство первых поселенцев были люди состоятельные и особых забот они о себе не требовали. К тому же все черкесы были от природы воины - это очень на руку туркам, видевшим в этом обстоятельстве возможность пополнить ряды своего войска.

Турецкое правительство мечтало о поселений черкесов среди христианских народностей Балканского полуострова, чтобы они были постоянными представителями турецкого режима для этих народностей и постоянной угрозой для них. Но когда стремление к переселению охватило целые кавказские народности, и в Турцию прибыли тысячи горцев, то оказалось, что у турок не было ни средств для содержания этой части людей, ни умения более или менее сносно устроить их.

"Черкесы высаживаясь на турецкий берег, не встречали ни материальной, ни моральной помощи, даже ни указания куда идти и где поселиться. Большей частью они останавливались лагерями на том самом месте, где высаживались и здесь же бедствовали. Первые эмигранты, прибывшие в начале зимы 1864 года в числе 12000 человек, почти все перемерли. Нуждаясь в пище, изнуренные переездом и болезнями, принесли с собой в Трапезунд тиф, оспу и другие эпидемические болезни, так легко зарождающиеся от нищеты и лишений. Население этого города вследствие этого подверглось страшной смерти. Турки, напуганные этим и ввиду постоянно увеличивающегося числа переселявшихся черкесов, решили расположить эмигрантов в нескольких местах вдоль берега и расставить войска, которые не должны были пропускать их к населенным пунктам. Таким образом, они были блокированы этим чумным кордоном". (Фонвиль, "Последний год войны Черкесии за независимость").

В каких ужасных условиях находились эти жалкие люди можно судить из следующих данных, которые сообщил в письме от 10 июня 1864 года русский консул в Трапезунде генералу Карцеву: "В Батуми прибыло, - писал он, - около шести тысяч черкесов, смертность - 7 человек в день. В Трапезунде высадилось 247000 человек, из них умерло 19 тысяч человек. Ко времени написания письма в Трапезунде осталось 63290 чел. смертность - 180-250 чел. в день. Свирепствует сильный тиф..." Смертность достигла таких ужасающих размеров, что к концу 1864 года в одном только Сам-суне было "50000 черкесских трупов рядом с 60000 живых переселенцев". По словам очевидцев, в лагерях переселенцев не прекращались "погребальные песни". От голода и болезней в основном гибли крестьянские массы переселенцев. Тогда как феодальная верхушка наживалась за счет грабежа и насилия своих зависимых крестьян.

Самсунский санитарный инспектор, врач французского посольства в Константинополе Бароцци писал в своем отчете: "Не нахожу слов для изображения положения, в котором я нашел город и несчастных эмигрантов... На каждом шагу встречаются нам больные, умирающие и трупы - у городских ворот, перед лавками, посреди улиц, в скверах, в садах поддеревьями. Виденное мною в Трапезунде не может никак сравниться с тем ужасным зрелищем, которое представляет город Самсун".

О положении горцев в Аче-Кале А. Фонвиль писал: "В одном Аче-Кале около 15 тыс. человек переселенцев. Несмотря на суровость сезона, они были расположены под защитою жалких листьев оливковых деревьев, не имея никакой провизии".

Султанское правительство, боясь заражения турецкого населения эпидемией тифа и оспы, для переселенцев создавало специальные лагеря, которые по существу, являлись лагерями смерти. Таким был лагерь при Аче-Кале, недалеко от Трапезунда. Как сообщил русский консул, этот лагерь "совсем предполагается уничтожить, так как нельзя жить от нечистот и трупного разложения".

Работорговцы, среди которых были и турецкие администраторы, беззастенчиво обогащались на бедствиях горцев. А.Н. Мош-нин в своих рапортах писал о том, что "жертвой работорговли стал каждый десятый из переселенцев, оставшихся в живых. Черкесских детей 11-12 лет продавали за 30-40 руб. а местный паша приобрел 8 самых красивых девушек за 60-80 руб и отправил их в качестве подарков в Стамбул".

Дочь британского консула так описывает один из черкесских лагерей: "По высадке одной партии эмигрантов на берег около двух тысяч человек оставались в небольшом лесочке. Истощенные страданиями, покрытые насекомыми и почти умирающие с голоду, они расположились лагерем на земле еще не просохшей... больные валялись рядом с умершими. Когда мы приблизились к зараженному лагерю, куча женщин и мужчин обступили нас, ведя за ручку своих детей и предлагая купить их всякому, кто пожелает... Матери, без сожаления отдающих своих детей в чужие руки (а ведь их тогда было немало)... Сумеем ли мы когда-нибудь понять до конца весь трагизм их положения, ужас той ситуации, в которой они оказались... Эти женщины, сознавая свою обреченность, отдавали малышей в надежде, что хоть так их дети выживут или хотя бы раз досыта поедят".

Доведенные до отчаяния на своей родной земле и обманутые посулами "единоверцев" эти матери, эти несчастные люди отправлялись в изгнание. Но здесь, на османском берегу, после всех невзгод переселения, верхом их мечтаний стало желание обрести любую, даже самую жалкую крышу над головой, где они могли бы умереть рядом со своими близкими.

В Стамбуле горцев-изгнанников уже негде было поселить, все приемные пункты были полностью забиты. Тем не менее черкесов продолжали возить сюда и их скапливалось в Стамбуле все больше и больше.

В июле 1864 года правительство запретило паше Трабзона отправлять черкесов в Стамбул, на что последний ответил, что средства пашалыка истощены, что он не может держать горцев и просил высылки пароходов, не отвечая за последствия.

Расселяемых на Балканах горцев выгружали в портах Констанцы, Варны, Бургаса. Некоторых сюда доставляли прямо с Кавказа.

В начале лета 1854 года Османское правительство в качестве центрального транзитного пункта расселения махаджиров выделило порт Констанцу.

Было увеличено количество железнодорожных рейсов и другие транзитные пункты, расположенные на берегу Дуная. Несмотря на это, в Констанце в середине июня скопилось 35 тыс. черкесов. Отсутствие элементарных условий для их существования привело к тому, что бедственное положение изгнанников усугубилось распространением инфекционных заболеваний среди них. В Варне и Бургасе положений было не лучше.
До конца 1863 года жители османских поселений этого региона к переселенцам относились терпимо. Однако, когда с кораблей стали выгружать и больных, и даже мертвых, стали предприниматься попытки воспрепятствовать приему переселенцев, что еще больше усугубило и без того их катастрофическое положение и осложнило черкесскую колонизацию Балкан.

- В портовый город Варна привезли 80 тыс. изгнанников, зараженных тифом и малярией, - рассказывал очевидец. - Для борьбы с болезнями не было ни врачей, ни лекарств, ни самых элементарных средств гигиены и санитарии. Был введен карантин, но он уже не имел никакого смысла: болезни охватили всех привезенных. Берег Черного моря заполнился телами умерших". В первое время турки хоронили мертвых, но когда они уже не успевали, на помощь им призывали заключенных. Но и это не спасало положение. Тогда трупы стали сбрасывать в море. После захода солнца аскеры выгоняли черкесов из города, но каждое утро их врозь можно было увидеть на улицах, тщетно пытающихся найти в мусоре хоть что-то из необходимого".

Черкесские изгнанники, прибывшие в Констанцу, Варну и Бургас, отправлялись в Адрианополь, Шумну. Кроме того - железнодорожным транспортом в Черноводы, а оттуда они распределялись в места окончательного поселения.

В мае 1864 года начальник железнодорожной станции Черновод сообщил в Стамбул Фуад Паше, что в городе скопилось 20 тыс. черкесов и что для их отправки необходимо прислать 40 кораблей. Задержка отправки, - сообщал он, - может привести к непредсказуемым последствиям.

В июне изгнанники были отправлены в город Лом, 6 тыс. из них перевезли в город Ниш, остальных - в распределительные пункты Видина, Силистры, Свиштова. Помимо того, для окончательного распределения вдоль Северных границ Болгарии, черкесы направлялись в Софию, Никополь, Рущук, Добрудж и Косово.

Подписанные по окончании войны в Сан-Стефанове (3 марта 1878 года и в Берлине -13 июля 1878 -года) договоры содержали включенный по настоянию России пункт о необходимости "выселения черкесов с Балкан и переселения их подальше от русско-турецкой границы".

Изгнанников, осевших на Балканах с 1839 по 1876 год, вновь подняли и стали переселять во внутренние районы Анатолии и на Ближний Восток. Аналогично кавказской драме десятилетней давности, это второе изгнание осуществлялось под сильным нажимом правительства и с помощью регулярных войск - только на этот раз не России, а Османской империи.

Новые места поселений черкесов избирались османами в соответствии с теми же целями, что и раньше. Осуществление этих планов в очередной раз натолкнулось на противодействие местных (в особенности христианских народов, среди которых расселялись черкесы.)

В Салониках, Бандерьме, Алазаре, Траблус-Шаме, Бейруте, Налбусе, Акке на Крите и Кипре (Никосия и Ларнак) их жители проводили митинги протеста против поселения там горцев, о чем консулы Италии, Англии и Франции неоднократно информировали своих послов в Стамбуле и свои правительства.

Местные администрации регионов, куда переселялись черкесы, абсолютно не были готовы к такому повороту событий. Опять стали повторяться все ужасы, невзгоды и страдания, сопровождавшие черкесов в ходе Великого изгнания. В 1878 году в Стамбуле ежедневно умирало по 900 человек балканских эмигрантов, из них на территории мечети Айя-София - 25-30 человек. В Бандерьме каждый день смерть уносила 425 жизней изгнанников.

В марте 1878 года пароход "Сфинкс" австрийской фирмы "Ллойд" в балканском порту Кавала принял на борт 3 тысячи черкесских эмигрантов и взял курс на порт Латакия в Сирии. Когда судно подходило к Марагосу (Кипр), разразилась буря. Ураганный ветер смел с палубы 40 человек, тут же утонувших в море. Затем начался пожар. Изгнанники, запертые в трюме, задыхаясь от едкого дыма, сгорели заживо. Ужасная трагедия стоила жизни 600 человек несчастных.

Черкесы из числа оказавшихся в Стамбуле и Марсине пытались возвратиться в свои балканские аулы, где они прожили более 10 лет, но турецкое правительство не разрешило.

Очевидцы рассказывают, что во время переселения горцев по обе стороны Черного моря из-за нехватки кораблей, голода, болезней являло собой кошмарное зрелище.

Произвол турецких чиновников и работорговцев, наживавшихся на бедствиях изгнанников, только усугубили их ужасающее положение. И вот в результате всех этих невообразимо трагических событий корабли, перевозившие несчастных черкесов, перед взором любого свидетеля представляли собой плавающие кладбища.

После нескольких лет, проведенных на чужбине, в 1896 году удалось бежать на родину кабардинцу Беко из аула Хумара. Свои впечатления о переселении и жизни в Турции он выразил удивительно точно: "Не ушедшие в Стамбул о нем мечтают, а достигшие его - умирают".

В таких ужасных условиях очутились черкесы в пределах турецких владений, которые раньше казались им каким-то обетованным раем.

Хотко Довлет-Гирей еще ребенком с первой волной изгнанников был увезен в Османскую империю и сполна вкусил горький хлеб чужбины. Он в парижском журнале "Мусульманин" писал: "Я смею думать, что именно Турция и никто более погубила горцев в нравственном, моральном и физическом отношениях. Притворный и гнусный режим... Нет и нет, Турция не родина нам, а самая злая мачеха... Здесь начинается трагедия жизни. Когда-то, чтобы насолить гяурам, они сманывали черкесов Кубани, но прошло то время, и они им больше не нужны".

((((((((